Роман Харуки Мураками "Норвежский лес" ("Норувэй-но Мори", 1987) практически неизвестен русскоязычному читателю. Официального перевода этой книги до сих пор не существует. В конце 90-х выпускник Востфака ДВГУ Анатолий Лян сделал перевод на скорую руку - как он сам выразился, "наполовину с корейского, наполовину с японского". Этот текст есть на Сети (грузится с перебоями!). Попытки отредактировать его для публикации на "Сусях" не увенчались успехом. Как лишний раз убедились мы, для того, чтобы иноязычный роман зазвучал романом на русском языке, одного месяца работы над словом все-таки недостаточно. Будь ты хоть трижды Достоевский или Гоголь. Поэтому мы условно называем этот перевод "подстрочником" и оставляем его висеть где висит. Анатолию за попытку - спасибо.

"Норвежский лес" - самый "раскрученный" роман Мураками как в Японии, так и на Западе. Предлагаем Вашему вниманию мысли Виталия Загребельного, любезно предоставившего нам целую статью, написанную по прочтении этой книги. От себя скажу, что статья очень спорная. Скажу даже больше: лично я с ней вообще не согласен. Чем, собственно, она для нас лишний раз и ценна - можно надеяться на интересные дискуссии в гостевой.

Disclaimer: Название романа с японского переводится именно как "Норвежский лес", а вовсе не как "Норвежское дерево" или "Норвежские дрова"   -   сколько бы ни рвали кимоно на груди поклонники группы "Битлз". Дискуссия на эту тему имела место в нашей гостевой; подробности   -    в архиве.


Задумчиво вам похмыкать!
Всегда ваш -


Дмитрий Коваленин.





Виталий Загребельный

Читая
"Норвежский лес"



"He sang as if he knew me, in all my dark despair..."

N.Glimbel, C.Fox, "Killing Me Softly"



        Прочитав название романа, любители Битлз, вероятно, вспомнят песню "Norwegian Wood". Действительно, содержание романа часто связывают с первыми строками этой песни: "Once I had a girl, or should I say, she once had me" ("У меня была девушка, точнее сказать, это я был у девушки"). Но в оригинале название записано не по-английски, а по-японски: "Норувэй-но мори", поэтому его можно понимать буквально: "норвежский лес", то есть - дремучий лес, из которого трудно найти выход.
        Роман начинается воспоминаниями главного героя о событиях 18-летней давности. В них есть слова: "я был влюблен..." и в конце главы: "Мысли об этом наполняют меня невыносимой тоской. Ведь она меня никогда не любила."
        Первая глава с воспоминаниями больше похожа на эпилог. Вероятно, у автора были опасения, что роман может быть понят неправильно. Чтобы направить ход мыслей читателя в нужное русло, автор выхватывает фрагмент из середины событий и комментирует его, вводя ключевые понятия: любовь и тоска. Надо сказать, что люди обычно связывают со словом "любовь" ощущение счастья или удовольствия. У Мураками же любовь часто связана с ощущением жалости или тоски. Если в других его произведениях тема любви возникает не так часто, то тема жалости присутствует почти везде.
        Действие романа происходит в 1968-1970 годах. Главный герой, Ватанабэ - студент университета, приехал в Токио из Кобэ. В столице он встречает Наоко - бывшую подругу своего одноклассника. "Бывшую" - потому что одноклассник покончил жизнь самоубийством. Вспоминая об этом, Ватанабэ рассказывает, что с тех пор у него возник новый образ смерти. Он понял, что "смерть существует не как противоположность жизни, а как ее составная часть ... Раньше я считал смерть чем-то самостоятельным, отдельным от жизни. ... По эту сторону - жизнь, по ту - смерть. ... Однако после ночи, когда умер Кидзуки, я уже не мог судить о смерти так упрощенно. Смерть не была противоположностью жизни. Она всегда была здесь."
        Тема смерти проходит через многие произведения Мураками. Говоря об этом, нельзя не вспомнить Юкио Мисима. В своей работе "Введение в Хагакурэ" (Хагакурэ нюмон ) Мисима писал:
"Японцы - это люди, которые в основе своей повседневной жизни всегда осознают смерть. Японский идеал смерти ясен и прост, и в этом смысле он отличается от отвратительной, ужасной смерти, какой она видится людям Запада. ... Японское искусство обогащает не жестокая и дикая смерть, а скорее - смерть, из-под ужасающей маски которой бьет чистый родник. Этот родник дает начало многим ручейкам, которые несут свою чистую воду в наш мир. ... Даже в случае самоубийства, в котором, казалось бы, все решает сам человек, на пути к смерти важную роль играет судьба, неподвластная человеческой воле."
        Однажды Ватанабэ произносит такие слова: "Я подумал, не встреть я в тот воскресный майский день Наоко в вагоне метро - моя жизнь бы сложилась иначе. И тут же поправил себя. Не встреться мы с ней в тот день - все равно моя жизнь оказалась бы точно такой же. Мы встретились потому, что должны были встретиться."
        Распространено мнение, будто Мураками относится к Мисиме резко отрицательно. Однако чувствуется, что Мураками разделяет многие его взгляды, а если и не разделяет - то считает их важными и полемизирует с ними. Вероятно, перегруженность романа самоубийствами - не стихийное изобретение автора. Скорее всего, это дань литературным традициям - и философии "смерти как части жизни".
        Ватанабэ начинает встречаться с Наоко: "Почти каждые выходные мы встречались с ней и гуляли. Она шла впереди, я чуть сзади. У нее было несколько заколок разной формы, и она всегда закалывала волосы так, что было видно ее правое ухо. Поскольку я постоянно смотрел на нее сзади, ее образ со спины запомнился мне отчетливо всего. Смущаясь, она трогала заколку. Часто прикладывала к губам носовой платок. И делала это каждый раз перед тем, как что-то сказать. Я наблюдал за ее привычками, и она нравилась мне все больше."
        Примерно в это же время Ватанабэ знакомится со старшекурсником по имени Нагасава. Нагасава - примечательная фигура не только для этого романа. В других произведениях Мураками он выступает оппонентом главному герою. Вот несколько цитат, характеризующих Нагасава. "Он хорошо учился. Собирался сдавать экзамены для поступления на работу в МИД, чтобы стать дипломатом. ... Все относились к нему с уважением. ... Вот почему все удивились, узнав, что Нагасава выбрал себе в близкие друзья такого неприметного человека, как я .... Дело в том, что мне он был инетересен как личность - но я совершенно не интересовался ни его успехами в учебе, ни его мистической аурой, ни внешними данными. Наверное, Нагасаве было в диковинку такое отношение к себе. ... Он умел вести за собой, заражая людей своим оптимизмом, но душа его не могла выбраться из мрачной трясины одиночества. ... Этот парень жил в своем персональном аду. ... Впрочем, я всегда старался смотреть на его лучшие стороны. Его главным достоинством была честность. Мало того, что он никогда не лгал - но еще и всегда признавал свои ошибки. ... Он всегда был приветлив и помогал мне. Без его помощи у меня было бы гораздо больше неприятностей в общежитии. Однако я никогда не раскрывался перед ним до конца." Нагасава любит развлекаться с девочками и втягивает в это Ватанабэ. "Переспав так с девчонками раза три или четыре, я спросил у Нагасавы, не противно ли ему этим заниматься в семьдесят какой-нибудь раз. Он ответил: Если тебе это противно - значит, ты нормальный человек. Я тебя поздравляю." На вопрос Ватанабэ, почему тот хочет идти на работу в МИД, Нагасава отвечает: "Хочу проверить свои способности в масштабе всей страны. ... Интересно, докуда я смог бы подняться в этой громадной чиновничьей структуре, насколько мне хватит сил ... Это игра. На власть или деньги мне наплевать. ... Я мог бы быть и дзэнским монахом. Если что во мне и есть - так это просто любопытство. Хочу знать, на что я способен в этом огромном мире." И далее: "Знаешь, Ватанабэ, у меня такое чувство, что лет через десять-двадцать мы с тобой опять встретимся. Что-то нас будет связывать."
         Надежды Нагасава на возможную радостную встречу лет через десять-двадцать вряд ли оправдаются. У Ватанабэ и Нагасава разное мировоззрение и разная психология. На вопрос, чем Нагасава руководствуется в своих поступках, тот отвечает: "делать то, что нужно, а не то, что хочется". Один из вопросов, на который герои дают практически разлучающие их ответы - стоит ли жалеть себя. Однажды Нагасава произносит: "Не сочувствуй самому себе". Внешне Ватанабэ как будто не возражает. Но его поведение показывает, что он по-другому относится к этому чувству. Не до такой степени, чтобы наслаждаться своими обидами - но достаточно трепетно, чтобы не "выкладываться", заставляя себя работать изо всех сил. Герои произведений Мураками - неглупые парни. Но менее талантливые люди рядом с ними часто добиваются больших результатов засчет упорной работы. И единственное, что они могут противопоставить окружающим - сарказм по поводу успехов других, который переходит в привычку, усугубляемую злоупотреблением алкоголя. Ватанабэ вместе с Нагасава может хорошо проводить время, но работать вместе они бы смогли едва ли.
        Еще один интересный персонаж романа - сосед Ватанабэ по комнате по кличке "Штурмовик", педантичный заика, мечтающий стать хорошим картографом. Ватанабэ часто подшучивает над ним. Штурмовик рано исчезает из повествования, и отношение к нему главного героя остается до конца не ясным.
        Приближается конец учебного года. Ватанабэ продолжает встречаться с Наоко. Он вспоминает: "В середине апреля Наоко исполнилось двадцать лет. Мой день рожденья в ноябре, так что она была на семь месяцев старше меня. ... Этой ночью я переспал с ней. Не знаю, правильно ли я сделал. Даже сейчас, когда прошло почти двадцать лет, я так и не знаю. И думаю, что не узнаю никогда."
        Для работ Мураками типичны откровенные сцены секса и разговоры о сексе. В романе "Норвежский лес" этого много, даже, по западным меркам. Причины, по которым Мураками часто и много пишет об этом могут быть разными. При чтении его романов, становится заметным хорошее знание автором психологии и психиатрии. Возможно, Мураками считает, что подобные откровенные разговоры помогают читателю избавиться от каких-то внутренних комплексов. Другой причиной может быть желание создать у читателя ощущения откровенности или искренности. Дело в том, что искренность не является объективным свойством человеческих отношений. Искренность обычно оценивается эмоционально, поэтому чувство искренности иногда можно внушить. Заметим, что многие читатели считают особенностью романа "Норвежский лес" искренность и правдивость его персонажей. Возможно, причиной являются и личные вкусы автора.
        Уходя от Наоко после ее дня рождения, Ватанабэ оставляет записку с просьбой позвонить, но Наоко исчезает. Ватанабэ пытается ее разыскать. Кончается учебный год. Наконец в начале июня от Наоко приходит ответ. Оказывается, она больна, взяла академический отпуск и некоторое время собирается побыть в психиатрической лечебнице. Впрочем, это даже не лечебница, а пансионат, в котором живут люди, не способные адаптироваться к окружающей жизни.
        Начало нового учебного года. Однажды за обедом Ватанабэ знакомится с Мидори, студенткой того же университета. "Это была девушка с очень короткой стрижкой, в темных очках и белом хлопчатобумажном платье-мини. ... Она источала свежую энергию, точно детеныш какого-то животного, родившийся весною на свет. Ее взгляд, словно веселый звереныш, никак не мог остановиться на чем-то одном, ее глаза смеялись, сердились, возмущались, размышляли. Я давно не видел такого оживленного лица, и разглядывал его с восхищением." Судя по словам Мидори, ей нравится Ватанабэ. Оказывается, они посещают одни и те же лекции. Позже Мидори приглашает Ватанабэ в гости. Живет она в Токио, где ее семья владеет небольшим книжным магазином. Ватанабэ приезжает к Мидори утром в воскресенье и застает ее на кухне, когда она готовит завтрак. "Я сидел на кухне, потягивал пиво и смотрел на спину Мидори, занятой своим делом. Ловко и расторопно она готовила не менее четырех блюд сразу. Что-то пробовала из кипящей кастрюли, что-то нарезала на доске, что-то доставала из холодильника и раскладывала по тарелкам. Не успевал я сообразить, что именно она готовит - как она уже мыла в раковине использованную посуду. Она напоминала музыканта, играющего на индийских ударных инструментах. То в колокольчик звякнет, то по доске ударит, то стукнет в буйволиную кость. В каждом движении - точный расчет и удивительная гармония. Я смотрел на нее с благоговением." Они проводят вместе все воскресенье. Мидори много рассказывает о себе. Ее мать умерла два года назад, отец после этого уехал из дома. Прихватив с собой гитару и несколько банок пива, Мидори с Ватанабэ забираются на крышу дома и оттуда беззаботно наблюдают, как тушат пожар на соседней улице. Все это заканчивается "нежным теплым поцелуем". Эта глава - пожалуй, самая светлая во всем романе.
        Женщины, напоминающие Мидори, встречаются и в других произведениях Мураками. Это, например, внучка ученого из романа "Конец света и Страна крутых чудес" ( Сэкай-но овари то Ха:добойрудо ванда:рандо, 1985) или жена главного героя в романе "К югу от границы, к западу от солнца" ( Коккё-но минами, тайё:-но ниси , 1986). Все они - в меру жизнерадостные женщины с октрытым характером. У них нет проблем в проявлении своих чувств (симпатий), и в то же время они не агрессивны. Они неплохо разбираются в жизни и умеют быть как "деловыми женщинами", так и хорошими домохозяйками. Но для главного героя они всегда чем-то непривлекательны, причем - сексуально непривлекательны. И в отношениях с ними он старается соблюдать дистанцию - как, например, с Мидори. Причины этой непривлекательности не совсем ясны. Возможно, дело в том, что они не нуждаются в помощи со стороны, или в том, что главному герою их не за что пожалеть. Может быть, героя отталкивает их излишняя активность в разговорах и в поведении. Так, например, Мидори рассказывает, как еще школьницей она потратила на покупку приглянувшейся ей сковородки деньги, которые копила на лифчик. В результате она осталась с одним лифчиком, который после стирки не успевал просыхать. Ватанабэ отвечает, что не стоило рассказывать ему эту историю. Интересно, что в романе "Конец света и Страна крутых чудес" также встречается образ недосушенного белья. Там главный герой буквально улепетывает из постели, в которую его заманила девушка, и идет в прачечную досушивать ее нижнее белье.
        Осенью от Наоко приходит письмо, в котором она рассказывает о своей лечебнице и просит Ватанабэ навестить ее. Наоко пишет о лечебнице: "Пока мы здесь - мы можем не мучить людей, и никто не мучит нас... Тихо так живем, чтобы только не навредить друг другу... Занимаемся спортом, а также выращиваем овощи... Для тех, кто здесь живет, выращивать овощи - привычное и любимое занятие... Иногда ходим собирать грибы и дикие травы... Остальное время читаем, слушаем музыку, вяжем. Телевизора или радио нет, но есть библиотека с хорошей коллекцией книг и пластинок. На пластинках есть все - от Малера до Битлз... Проблема в том, что после того, как попал сюда, уезжать или не хочется - или страшно. Здесь мы в мире и покое... Нам кажется, что мы поправляемся. Но мы никогда не знаем, насколько приветливо встретит нас внешний мир."
        Лечебница "Амирё" (в англ. переводе "Ami Hostel", или "Пансионат Ами") построена по типу так называемого "терапевтического сообщества", где отсутствует явно выраженная авторитарная иерархия. Концепция терапевтического сообщества была развита в 1960-1970-х годах. В то время подобные сообщества действительно существовали. Идея терапевтического сообщества была популярна и среди представителей контркультуры. Возможно, тогда же она и запомнилась Мураками. В 80-е годы стал очевиден утопизм идей, лежащих в основе терапевтических сообществ, и сегодня о них уже мало кто знает.
        Приехав в лечебницу, Ватанабэ ожидает увидеть врача Наоко. Вместо врача к нему выходит женщина, которая, оказывается, живет с Наоко в одной комнате. Эту 38-летнюю женщину зовут Рэйко. Раньше она была пациенткой "Амирё", но после выздоровления осталась здесь работать. Между Ватанабэ и Рэйко происходит долгая беседа - женщина рассказывает о проблемах Наоко и о принципах лечения в "Амирё". По ее словам, сущность лечения - в следующем: "Во-первых, ты должен решить, что будешь кому-то помогать, и что тебе тоже нужна чья-то помощь. Во-вторых, ты должен быть абсолютно искренним. Ты не должен лгать, приукрашивать или скрывать что-либо о себе лишь потому, что стесняешься."
        Требования быть искренним повторяются в романе довольно часто. Однако к ним не следует относиться буквально, и не следует рассматривать их как рекомендации к поведению в обычной жизни. Не исключено, что роман написан под влиянием теории психоанализа. Психоаналитики традиционно требуют от своих пациентов искренности, вплоть до рассказов о снах и фантазиях. Обычно такие откровения остаются в тайне. Стоит учитывать и профессиональную подготовку психоаналитиков, знающих, что делать в каждом конкретном случае. Если внимательнее присмотреться к главному герою - можно заметить, что он далеко не всегда искреннен в обычной жизни - как с другими людьми, так и с собой. Иногда он скрытен, а иногда его мнение о себе расходится с его поступками.
        Рейко и Наоко заняты работой в пансионате, и Ватанабэ ждет их возвращения до вечера. Вечером происходит романтическая встреча: вино, свечи, лунный свет. Рэйко играет на гитаре. Наоко просит исполнить "Norwegian Wood". Она говорит: "Когда я слушаю эту музыку, мне иногда становится очень тоскливо. Не знаю почему, но охватывает чувство, будто я заблудилась в дремучем лесу. Я одна, мне холодно, темно, и никто не приходит на помощь." Наоко вспоминает о Кидзуки, и с ней происходит истерика. Но эта истерика не оставляет тяжелого впечатления. Рэйко предлагает оставить Наоко одну, чтобы та успокоилась, и они с Ватанабэ выходят на улицу. Рэйко рассказывает о себе и о нервном срыве, который привел ее в психиатрическую больницу. Виной этому оказались ее усиленные занятия музыкой и шокирующая история с девочкой-лесбиянкой, которая пыталась совратить Рэйко, когда той был 31 год.
        В главе о посещении "Амирё" Мураками прибегает к одному из любимых приемов - "вложенным" историям. Всё повествование ведется как рассказ Ватанабэ. Рассказ Ватанабэ прерывается - и в него вставляется история Рэйко. В свою очередь, Рэйко обрывает свой рассказ посредине, еще до того, как он успеет захватить внимание читателя. Чуть позже, днем уже Наоко рассказывает о своей сестре, школьнице, которая покончила с собой, повесившись в их квартире. Вечером следует окончание рассказа Рэйко, и все возвращается к обычному повествованию от имени Ватанабэ. В результате все события дня - в том числе и вложенный рассказ Наоко о сестре-самоубийце - уходят на второй план и остаются главным образом лишь в подсознании читателя.
        История о девочке-лесбиянке, соблазнявшей преподавательницу музыки, включена в роман, на наш взгляд, не только из желания автора шокировать читателя или предупредить его об этой стороне жизни. Возможно, здесь проявляется стремление автора к обсуждению темы "политика и сексуальная патология". Причем "политика" трактуется широко, как успехи в карьере. Заметим, что преуспевающий Нагасава описан автором как "сексуальный монстр". Рассказывая о злосчастной девочке, Рэйко говорит: "Эта девочка тщательно рассчитывала, как произвести впечатление. Она хорошо знала, что нужно делать, чтобы другие восхищались ею. Даже то, какой надо устроить передо мной спектакль, чтобы привлечь меня." Темы политики и сексуальной патологии Мураками коснется и в романе "Хроники заводной птицы" (Нэдзимаки-дори куроникару, 1994). Надо сказать, что это довольно сомнительная тема, которая заставляет авторов этой статьи относиться к его творчеству с определенной настороженностью.
        После двух дней в "Амирё" Ватанабэ возвращается в Токио. Наоко остается в лечебнице. Чувствует себя неплохо. Говорит, что хочет восстановить здоровье и вернуться к Ватанабэ. Ватанабэ настолько привыкает к жизни в пансионате, что начинает задумываться, где же нормальный мир: в лечебнице "Амирё" - или в "нормальном" Токио.
        В университете Ватанабэ опять встречает Мидори. Она пытается "спровоцировать" Ватанабэ, заводя шутливые разговоры о сексе. Но Ватанабэ остается "непробиваем". В одно из воскресений Мидори сообщает, что ее отец, якобы уехавший в Уругвай, на самом деле смертельно болен. Они едут к нему в больницу. Оказывается, Мидори давно ухаживает за отцом - именно поэтому Ватанабэ часто не застает ее дома или на лекциях. В романе снова звучит тема смерти. Вот каким Ватанабэ видит умирающего отца Мидори: "Он был похож на маленькое животное, получившее смертельную рану. ... Это был очень худой маленький мужчина, и казалось, что он и дальше будет худеть и уменьшаться... глаза воспаленные и красные... При виде этих глаз было ясно, что он скоро умрет... Такое впечатление производит ветхая лачуга, что никак не дождется, когда из нее вынесут всю мебель, а ее саму снесут. Вокруг иссохшихся губ пробивалась щетина, редкая, как молодая трава. Надо же - человек растерял почти все жизненные силы, а усы все равно растут, подумал я." Мидори вспоминает о родственниках: "Ухаживаю за отцом я одна. Остальные только приходят да немного сочувствуют. Одна я убираю из-под него, помогаю отхаркиваться, протираю все тело... Но когда я [обедаю здесь и] съедаю весь обед, родственники осуждающе смотрят на меня и говорят: "Мидори, у тебя такой аппетит!" Они что, за лошадь меня принимают? Людям столько лет, а такие дураки!" Ватанабэ видит, что Мидори очень устала, и предлагает ей пойти отдохнуть, а сам остается рядом с отцом. Он дает ему пить, кормит, помогает мочиться. Чтобы поднять дух отца, рассказывает что-то об Еврипиде, хотя в данной ситуации рассказ звучит не совсем уместно.
        Интересно сравнить этот эпизод с главой из романа Толстого "Анна Каренина", в которой описана болезнь и смерть Николая Левина. В примерно одинаковых обстоятельствах Ватанабэ и Константин Левин (прообразом которого был Л.Толстой) ведут себя по-разному. У Толстого мы читаем: "Левин не мог спокойно смотреть на брата... Он слышал ужасный запах, видел грязь, беспорядок и мучительное положение и стоны и чувствовал, что помочь этому нельзя. Ему и в голову не приходило подумать, чтобы разобрать все подробности состояния больного, подумать о том, как лежало там, под одеялом, это тело, как, сгибаясь, уложены были эти исхудалые голени, кострецы, спина, и нельзя ли как-нибудь лучше уложить их, сделать что-нибудь, чтобы было хоть не лучше, но менее дурно. Его мороз пробирал по спине когда он начинал думать об этих подробностях. ... Но Кити думала, чувствовала и действовала совсем не так. При виде больного ей стало жалко его. И жалость в ее женской душе произвела совсем не то чувство ужаса и гадливости, которое она произвела в ее муже, а потребность действовать, узнать все подробности его состояния и помочь им. ... Те самые подробности, одна мысль о которых приводила ее мужа в ужас, тотчас же обратили ее внимание..."
        Ватанабэ, в отличие от Левина, сам предлагает помощь по уходу за умирающим. В этом проявляется некоторая женственность главного героя - или даже наличие "материнской черты" в его характере, на что указывают некоторые критики Мураками. Такой взгляд в некоторой степени объясняет и неодинаковое отношение автора к "сексуальным шалостям", которое позволяют себе мужские и женские персонажи романа.
        Зайдя в комнату к Нагасава, Ватанабэ узнает, что тот успешно сдал экзамен для поступления на работу в МИД. Между ними вновь возникает разговор о взглядах на жизнь. Нагасава говорит: "Жизнь, в принципе, несправедлива... Мне тоже бывает страшно... Но пока есть силы, я буду выкладываться на сто процентов и добиваться чего смогу... А если дела пойдут очень плохо - остановлюсь и подумаю... Именно в несправедливом обществе можно проявить все свои способности... Я не сижу и не жду, когда мне что-то упадет с неба. Я по-своему вкалываю изо всех сил. Я прилагаю в десять раз больше усилий, чем ты... Иногда оглядываюсь вокруг себя, и мне становится противно. Ну, почему эти люди ни черта не делают?" Ватанабэ возражает: "А мне кажется, что все люди вокруг работают, как проклятые. Или я чего-то не понимаю?" Нагасава отвечает: "Это не усилия, а просто механическая работа. Под усилиями я подразумеваю нечто более осознанное и целенаправленное." Ватанабэ молча размышляет: "Отцу Мидори, наверно, и в голову не приходило, какая разница между усилиями и механической работой. Слишком он был занят, чтобы думать об этом. И дел было невпроворот, и за сбежавшей дочкой в Фукусима надо было ездить." Оставаясь при своем мнении, Ватанабэ не вступает в дискуссию с Нагасава.
        Слова "усилия", "упорная работа" часто воспринимаются героями романов Мураками с некоторым раздражением. Разговаривая с Нагасава, Ватанабэ будто уже забыл, что не так давно он выслушивал рассуждения Рэйко о том, что добиться серьезных успехов в музыке можно только прилагая значительные усилия. Точно так же он сам доказывал Мидори пользу абстрактных знаний английской грамматики. Такая непоследовательность Ватанабэ не совсем понятна. Отрицание значения воли, некоторая пассивность Ватанабэ, лишний раз наводят на мысль о выражении им "женской" точки зрения (вспомним о "восточном" делении энергии на "женскую" и "мужскую".)
        Нагасава приглашает Ватанабэ в ресторан, где он со своей девушкой Хацуми отмечает успешную сдачу экзамена. Отношения Нагасава и Хацуми непростые. Не столько из-за того, что Хацуми знает о похождениях Нагасавы, сколько из-за его эгоцентризма и бесчувственности. В ресторане вновь возникает спор. Нагасава говорит: "Мы с Ватанабэ во многом похожи. Мы оба особо не интересуемся ничем, кроме себя. Ну, ладно - допустим, я самоуверен, а он нет. Но нам обоим интересно лишь то, о чем думаем мы, что чувствуем мы, и что делаем мы. Поэтому мы можем рассуждать не так, как другие. Этим мне Ватанабэ и нравится. Только он этого не осознает и потому мечется и страдает." Ватанабэ на это не возражает. Хацуми отвечает: "А кто не страдает и не мечется? Ты, хочешь сказать, что ты не такой? - Конечно, и со мной такое бывает, но я научился избегать этого. Даже если мышь бить током, она научится выбирать менее болезненный путь. - Но ведь мыши не умеют любить. - Мыши не умеют любить, - повторил Нагасава и посмотрел на меня. - Здорово! Не хватает только симфонической музыки ..."
         Слова Нагасавы могут показаться странными. Можно ли не испытывать интерес к другим людям - но в то же время не быть эгоистом? Мураками неявно касается сложных тем, лежащих в глубине многих религий, в том числе буддизме и христианстве. Речь идет о принципе непривязанности к миру. Мураками не разделяет этот принцип, и это проявляется в его саркастическом отношении к религиям, заметном в других произведениях. Термин "испытание" также не принадлежит к числу его любимых слов. Так, например, в романе "Охота на овец" (Хицудзи-о мэгуру бо:кэн, 1982) есть следующий эпизод. Шофер попадает в пробку. Главный герой спрашивает, не действует ли это ему на нервы. Шофер отвечает: "Да - ответил водитель - Но не бывает ночи без рассвета, не бывает и пробок, которые бы не рассосались. - Но ведь это раздражает? - Конечно. Иногда, раздражает, а иногда и угнетает. Особенно, когда спешу. Я смотрю на это как на испытание, а выйти из себя, значит - не пройти его.... Я христианин. Я не хожу в церковь, но я всегда был христианином" (перевод автора статьи). Далее следуют, как бы в отместку, шутки героя над шофером: подсовывание ему вонючего кота и т.д.
        Смысл аллегории с мышью, по-видимому, заключается в том, что мышь не умеет любить и поэтому она может выбирать путь минимальных страданий. Если бы она умела любить, то вынуждена была бы страдать или идти на страдания добровольно.
        Спор между Хацуми и Нагасава переходит на другую тему - о любви и желании быть понятым. Хацуми не выдерживает рассуждений Нагасавы и уходит из ресторана обиженной, попросив Ватанабэ проводить ее. Забегая вперед, автор пишет: "Кто-нибудь должен был что-то сделать, чтобы спасти ее. Но ни я, ни Нагасава ничего не смогли. Хацуми достигла определенного этапа в жизни и, будто что-то осознав, покончила с собой. Через два года после отъезда Нагасавы в Германию она вышла замуж за другого, а еще через два года вскрыла себе вены бритвой."
        Стоит обратить внимание на то, какой смысл автор вкладывает в слово "спасение". В японском языке понятия "помогать" и "спасать" выражаются одним словом и разница между "спасением" и "помощью" часто становится ясной лишь из контекста. В западной же культуре понятия "помощи" и "спасения" совершенно различны, причем "спасение" имеет религиозный оттенок. В романе "Хроники заводной птицы" говорится, что главный герой, которого тоже зовут Ватанабэ, спас многих людей. Там подобное утверждение может вызывать недоумение читателя.
        Постоянное стремление кому-либо помочь - характерная черта героев романов Мураками. Это неплохая черта, но она проявляется у них на уровне автоматизма. Они не могут вести себя иначе, поэтому подобное поведение трудно поставить им в заслугу. Не выдерживает критики и подспудная классификация людей, с которыми приходится сталкиваться главному герою, на тех, кто нуждается в помощи (поэтому - "хороших"), и тех, кто в ней не нуждается ("остальных"). Известный психиатр Эрик Бёрн называл описанный шаблон поведения "сценарием Розовой Шапочки". "Розовая Шапочка была сиротой ["или по каким-то причинам чувствовала себя сиротой"]. Она любила сидеть на лесной поляне, ожидая, пока появится кто-то, нуждающийся в ее помощи. Иногда она гуляла по тропинкам в другой части леса в поисках тех, кому нужно помочь. Она была очень бедной, поэтому мало что могла предложить нуждающимся, но чем располагала - делилась охотно... Она приобрела много друзей. Но по выходным дням, когда устраивались пикники на лужайках, она почти всегда оставалась в лесу в одиночестве ... Иногда ее приглашали в компании, но чем старше она становилась, тем реже это случалось... Чтобы справиться с печалью, она начала есть пьяные ягоды, но ей стало трудно засыпать, поэтому пришлось прибегать к сонным ягодам... Она сообразительна, всегда готова дать добрый совет и весело пошутить, но мыслить реалистически, планировать и осуществлять планы не умеет. ... Она может войти в "глубокие" отношения с неудачником, но с победителем ей просто не о чем говорить". (Eric Berne, "What Do You Say After You Say Hello!", в русском переводе: Эрик Берн "Люди, которые играют в игры".)
        Тянутся долгие дни. По воскресеньям Ватанабэ пишет письма к Наоко. Наоко изредка отвечает, и письма к ней становятся похожими на письма к самому себе. В то же время он продолжает встречаться с Мидори. Делает он это словно по обязанности. Ватанабэ живет в двух мирах. Один - это приятный мир ожидания возвращения Наоко, мир, напоминающий сон. Для Ватанабэ достаточно ничего не делать, чтобы оставаться в нем. Другой мир - реальная будничная жизнь. Для осознания себя в реальном мире ему надо напрягаться, или, как он выражается, "заводить пружину". К реальному миру принадлежит и Мидори, с которой он иногда вместе обедает, ходит в зоопарк, болтает о сексе и даже смотрит порнофильмы, но не более того. Зимой Ватанабэ опять едет в "Амирё". Состояние Наоко не улучшается, но она продолжает надеяться на свое выздоровление.
        Из-за студенческих волнений и конфликтов в общежитии, Ватанабэ переезжает на квартиру. Перед отъездом Нагасава дает ему совет: "Не сочувствуй самому себе. Себе сочувствуют только ничтожества." Ватанабэ запоминает эти слова, но непонятно, разделяет он их или нет. Совет Нагасавы остается повисшим в воздухе.
        В своем романе Мураками объединяет два разных психологических мира: мира депрессии - и мира относительно нормальной жизни. Психологические законы жизни в депрессии совершенно другие, но Мураками иногда переносит их на обычную жизнь. В нормальной жизни чувство саможаления, если не разрушительно, то, по крайней мере, бесполезно. В депрессии же это - один из возможных путей к выздоровлению. Рекомендация Нагасавы "Не сочувствуй самому себе" относится к нормальной жизни. Однако главный герой ставит слова Нагасавы под сомнение, воспринимая их с позиции усугубляющегося тяжелого настроения.
        Не вдаваясь в открытую полемику, автор, фактически, выстраивает апологию "саможаления". То, что герои романа называют "любовью", больше напоминает чувство взаимной жалости и тоски. Покончивший с собой Кидзуки был другом Ватанабэ и Наоко. Ватанабэ тяжело переживает потерю Кидзуки, поэтому он понимает Наоко и жалеет ее. В то же время у него нет оснований жалеть Мидори. Хоть Мидори и потеряла своего отца, она оптимистка, и в жизни уверенно стоит на ногах.
        Переехав на квартиру, Ватанабэ пишет Наоко письмо, в котором предлагает ей переселиться к нему. Вместо Наоко ему отвечает Рэйко. Оказывается, Наоко стало хуже. У нее появились слуховые галлюцинации, и ее переводят в психиатрическую больницу. Размышляя о ней, Ватанабэ говорит: "Я ее ни за что не брошу. Ведь я люблю ее, и я сильнее, чем она. ... До сих пор мне хотелось оставаться восемнадцатилетним. Но хватит. Я уже не подросток. У меня есть чувство ответственности. ... Мне уже двадцать. Я должен платить за то, чтобы жить дальше." С переездом на новое место Ватанабэ совсем забывает о Мидори и вспоминает о ней через несколько недель. Мидори обижена. Они договариваются о встрече, но во время встречи Ватанабэ выглядит отрешенным и не воспринимает ее, на что Мидори обижается еще больше. Она пишет письмо: "Тебе наплевать на меня. Тебе, я вижу, хочется остаться одному ... Но это не значит, что я полностью на тебя обиделась. Просто мне грустно. Ты столько сделал для меня хорошего - а я ничего для тебя сделать не могу. Ты живешь в своем замкнутом мире, а когда я стучусь в дверь, ты лишь на мгновение выглядываешь и снова возвращаешься к себе." Их отношения надолго прерываются. Лишь через несколько месяцев они опять встречаются и теперь уже Ватанабэ говорит ей: "Я люблю тебя всей душой, и не хочу опять потерять тебя. Но сейчас я ничего не могу. Не могу даже двинуться." Пытаясь разобраться в своих чувствах, Ватанабэ пишет письмо Рэйко. Та отвечает. "Не мучай себя. Все потечет в нужном направлении, если ты сам позволишь. Как ни старайся, а когда человеку приходит время страдать, он страдает. ... Ты слишком стараешься направить жизнь в свое русло. Если ты не хочешь оказаться в психбольнице, откройся и доверь себя естественному течению жизни. Я слабая и несовершенная женщина, но даже я иногда осознаю, как это замечательно - жить... Постарайся стать счастливым."
        В конце августа приходит известие - Наоко покончила с собой. После возвращения с похорон Ватанабэ совершенно отстраняется от окружающего мира. "Воспоминания о ней захлестывали меня, точно волны прилива, и забрасывали мое тело в какие-то странные места. В этих местах я жил вместе с мертвыми. Там Наоко была жива, и я мог разговаривать с ней и обнимать ее. В этих местах смерть не была решающим элементом, обрывающим жизнь. Смерть была всего лишь одним из элементов, состав ляющих жизнь. Наоко жила там со своей смертью внутри себя. И она говорила мне: "Не волнуйся. Это просто смерть. Не беспокойся о ней." ... Когда умер Кидзуки, я понял одну вещь и сделал ее частью своей философии: "Смерть не противоположность, а невидимая часть жизни." ... Пока мы живем, мы растим и свою смерть - это так, но это лишь одна из тех истин, которые надо знать. Смерть Наоко научила меня, что никакие знания, искренность, сила или доброта не могут унять нашу тоску от потери любимого человека. Все, что мы можем сделать - это полностью прожить в себе эту тоску и чему-то научиться от нее." Ватанабэ пускается в бессмысленное путешествие по взморью и возвращается в Токио месяц спустя. К Ватанабэ на несколько дней приезжает Рэйко. Она решила оставить работу в "Амирё" и переехать к своей сестре. Проводив Рэйко, Ватанабэ наконец собирается с силами и звонит Мидори. "Я позвонил Мидори. Сказал, что нам надо о многом поговорить. Что во всем мире мне нужна только она. Что я хочу видеть ее. Что хочу начать с ней все с начала. Мидори долго молчала... Наконец ее голос нарушил тишину. - Где ты сейчас? - Где я сейчас? - Держа телефонную трубку, я поднял голову и огляделся вокруг таксофона. Где я? Я не понимал, где нахожусь. Что это за место? В моих глазах отражались лишь бесчисленные контуры людей, шагающих в никуда. Я снова и снова звал Мидори из мертвой глубины - ниоткуда."
         Роман "Норвежский лес" был написан в 1987 году и вскоре он приобрел огромную популярность среди японской молодежи, особенно - студенческой. К сегодняшнему дню его общий тираж в Японии достиг двух миллионов экземпляров. "Норвежский лес" стал самым известным произведением Харуки Мураками. Возможно, благодаря ему Мураками вошел в списки наиболее значимых японских писателей, обойдя Кендзабуро Оэ и Кобо Абэ. Роман был переведен на корейский и китайский языки. В Корее уже на протяжении нескольких лет он входит в десятку самых популярных литературных произведений. На Западе отношение к роману более сдержанное. В Великобритании его популярность невелика. В США он начал публиковаться лишь с 2000 года. Российским читателям этот роман практически неизвестен.


© Виталий Загребельный, 2001, vit@rinet.ru
Статья написана по предложению Нобутоси Кохара