Courtesy of Speaking_In_Tongues

Милан Кундера

ИГРА В АВТОСТОП

Стрелка бензометра неожиданно пополза на ╚пусто╩, и молодой человек за рулем спортивного автомобиля заявил, что можно просто с ума сойти от того, сколько жрет эта машина. ╚Смотри, как бы опять не остаться без бензина╩, -- предостерегла его девушка (лет двадцати двух), напомнив, сколько уж раз такое случалось с ними. Молодой человек ответил, что не волнуется за это, поскольку, когда она рядом, все, что бы ни приключалось с ним, приобретает очарование авантюры. Девушка возразила; до сих пор, когда кончался бензин на трассе, сказала она, авантюры приключались лишь с ней одной. Молодой человек прятался, а ей приходилось пускать в ход все свои природные чары, чтобы только кто-нибудь подвез ее до ближайшей бензоколонки, а потом еще кто-нибудь -- обратно, уже с полной канистрой. Молодой человек спросил, не был ли кто из подвозивших ее водителей так уж неприятен ей, что она говорит об этом как о непомерно тяжелом деле. Она ответила (с неумелым кокетством), что некоторые бывали ей очень приятны, но это ничем не кончалось, так как всем мешала ее канистра, да и выходить ей приходилось прежде, чем можно было позволить чему-то случиться. ╚Свинья╩, -- сказал молодой человек. Девушка возразила, что если кто и свинья, так это он сам. Одному Богу известно, сколько женщин тормозят и его на трассе, когда он едет один! Продолжая вести машину, одной рукой молодой человек обнял девушку за плечи и поцеловал ее в лоб. Он знал, что она любит его, и знал, что она ревнива. Ревность -- качество не из приятных, но если в меру (и в сочетании с порядочностью), несмотря на все свои неудобства, -- оно может быть даже трогательным... Так, по крайней мере, считал молодой человек. Поскольку ему было лишь двадцать восемь, он полагал, что уже стар и знает все, что может знать мужчина о женщине. В сидящей рядом с ним девушке он более всего ценил то, что крайне редко встречал в женщинах до сих пор: чистоту.

Стрелка уже совсем заваливалась на ╚пусто╩, когда вынырнувший по правую сторону знак известил молодого человека о заправке через четверть мили. Девушка едва успела вздохнуть с облегчением, как, сигналя левым поворотом, он уже подруливал к свободной колонке на станции. Ему пришлось, впрочем, сдать немного назад из-за бензовоза, который, встав напротив колонок, заправлял их шлангом из своей гигантской металлической цистерны. ╚Придется ждать╩, -- сказал молодой человек девушке и вышел из машины. ╚Долго еще?!╩ -- заорал он в сторону конторки. ╚Пару секунд!╩ -- ответил помощник. ╚Не в первый раз слышу╩, -- сказал молодой человек. Он собрался вернуться и сесть в машину, но вдруг увидел, как девушка выходит из нее с другой стороны. ╚Схожу погуляю недолго╩, -- сказала она. ╚Куда?╩ -- спросил молодой человек не без умысла, желая видеть ее смущение. Вот уже год как он знает ее, но до сих пор она стесняется его. Смотреть, как она стесняется, доставляло ему особое удовольствие -- отчасти потому, что она была совершенно непохожа на женщин, которые были у него до сих пор, отчасти -- потому, что он хорошо знал закон мимолетности всех вещей во вселенной, и знание это позволяло ему даже в стыдливости своей женщины находить великую ценность.

Девушка действительно терпеть не могла, когда в пути (а молодой человек мог гнать по нескольку часов без остановки) ей приходилось просить его остановиться на минутку у какой-нибудь рощицы. Ее постоянно злило, когда с деланным удивлением он спрашивал ее, зачем нужно останавливаться. Она знала, что стеснения ее нелепы и старомодны. Много раз на работе она замечала, как окружающие смеялись по этому поводу, намеренно ее провоцируя. Она всегда стеснялась заранее уже от самой мысли, что сейчас ей придется стесняться. Часто ее охватывало жгучее желание совладать с собственным телом, ощутив себя в нем легко и свободно -- как это получалось у большинства окружающих женщин. Она даже придумала специальный курс для самоубеждения: она повторяла себе, что с рожденья человеку достается одно из многих миллионов возможных тел -- точно так же, как если бы ему выпадала одна из миллионов приготовленных комнат в какой-то громадной гостинице. Следовательно, само тело есть нечто случайное и безличное, не более чем предмет, изготовленный для употребления в обиходе и взятый на время взаймы. Она могла повторять это, убеждая себя так или этак, но никогда еще ей не удавалось действительно это почувствовать. Подобное раздвоение между телом и разумом было чуждо ее натуре. Она была слишком едина со своим собственным телом; это и заставляло ее постоянно о нем беспокоиться.

Беспокойство это она испытывала даже в отношениях с молодым человеком, которого знала уже год и с которым, возможно, и счастлива была потому, что он никогда не воспринимал в ней тело отдельно от души, и она могла жить с ним вся целиком. В этом союзе было место для счастья, но сразу за счастьем следовали и подозрения, которые переполняли ее. Так, например, ее часто сверлила мысль о том, что другие женщины (те, что не беспокоились) более привлекательны и соблазнительны, и что молодой человек, вовсе не отрицавший, что хорошо знает женщин такого сорта, в один прекрасный день бросит ее ради кого-то из них. (Правда, молодой человек заявлял, что сыт ими по горло до конца своей жизни, но она знала, что он просто намного моложе, чем мнит о себе).