Глава пятая
СТРАНА ЧУДЕС БЕЗ ТОРМОЗОВ
Конвертация. Эволюция. Сексуальность
Пока старик наверху включал бедолаге-внучке звук, я в одиночку пил кофе и молча выполнял конвертацию.
Сколько я просидел один - точно сказать не могу. На будильнике наручных часов я выставил свой обычный рабочий цикл: "час - полчаса, час - полчаса" - и по сигналу работал, потом отдыхал, опять работал и опять отдыхал. Циферблат я выключил. Если думать о времени, считать труднее. Да и сам вопрос "сколько времени" к моей работе отношения не имеет. Я начинаю считать - работа начинается, заканчиваю считать - работе конец. Все, что мне нужно от Времени, - это цикличность "час - полчаса, час - полчаса".
В одиночестве, без старика я провел то ли два, то ли три перерыва. Отдыхая, валялся на диване, думал о чем попало, отжимался, ходил в туалет. Диван был просто отличным. Не слишком жестким, не слишком мягким; подушка идеально прогибалась под головой. Выполняя заказы в самых разных конторах, я отдыхал на самых разных диванах, и могу квалифицированно заявить: по-настоящему удобных диванов на свете почти не встретишь. В подавляющем большинстве это расхожие штамповки, купленные наугад: смотришь на них - вроде бы высший класс, а попробуй прилечь - проклянешь все на свете. Если честно, я не понимаю, почему люди настолько небрежно, спустя рукава, выбирают себе диваны.
Я убежден - хотя это, возможно, и предрассудок, - что по тому, как человек выбирает себе диван, можно судить о его характере. Диваны - это отдельный мир со своими незыблемыми законами. Но понимает это лишь тот, кто вырос на хорошем диване. Примерно так же, как вырастают на хорошей музыке или хорошей литературе. Хороший диван дает жизнь другому хорошему дивану, а плохой диван не порождает ничего, кроме очередного плохого дивана. Увы, это так.
Я знаю людей, которые ездят на супер-роскошных автомобилях, но в своем доме отдыхают на второсортных, если не третьесортных диванах. Таким людям мне не очень хочется доверять. В дорогой машине, безусловно, есть свои достоинства, - но, как ни крути, это просто дорогая машина и не более того. Были бы деньги - может купит любой. Для того же, чтобы купить хороший диван, необходимы свой взгляд на мир, свой опыт, своя философия. Деньги, конечно, тоже нужны - но одними деньгами тут не отделаешься. Без осознанной картинки в голове - что для тебя в жизни диван, - идеального варианта не подобрать.
Диван, на котором я отдыхал теперь, несомненно, был первоклассным. Уже из-за этого я ощутил к старику нечто вроде симпатии. Лежа с закрытыми глазами, я начал думать о старике с его странной речью и странным смехом. Прежде всего, несомненно: этот человек - один из выдающихся ученых современности. Обычный ученый не может включать- выключать окружающие звуки, как ему заблагорассудится. По крайней мере, я не думаю, что на такое способен ученый средней руки. Во-вторых, он, конечно, человек эксцентричный. Среди ученых всегда было немало странных личностей-мизантропов, но, по-моему, никто из них еще не избегал людей настолько целенаправленно, чтобы сооружать себе секретную лабораторию во чреве подземного водопада.
Я попытался представить, какие бешеные деньги принесет технология регулировки природных звуков, если ее превратить в товар. Первым делом, из концертных залов исчезнет вся аппаратура. Просто не нужно будет усиливать звук громоздкими железяками. Далее, разрешится проблема шумовой поллюции. Если снабдить выключателями звука самолеты, жизнь людей, поселившихся рядом с аэропортами, перестанет напоминать ежедневный кошмар. В то же время, технология эта окажется на руку и военным, и преступному миру. На свет появятся беззвучные бомбардировщики, бесшумные винтовки, бомбы, одной только силой звука разрывающие людям мозги, а крупномасштабные организованные убийства начнут совершаться в особо утонченной манере. Старик, надо полагать, отлично все это предвидит - и потому держит результаты своих исследований при себе, не желая публиковать. Подумав об этом, я ощутил к нему еще б?льшую симпатию.
Я заканчивал то ли пятый, то ли шестой цикл конвертации, когда старик вернулся. С руки его свисала огромная корзина.
- Принес еще кофе и сэндвичей, - сообщил он. - С огурцами, сыром и ветчиной. Будешь такие?
- С удовольствием. Мои любимые.
- Сразу поешь?
- Как только закончу цикл.
Когда будильник на моих часах запищал, из семи страниц с данными оставалось уже только две. Еще один, последний рывок - и стирке конец. Я отметил, где остановился, встал, потянулся всем телом и принялся за еду.
То были обычные сэндвичи, какие готовят в барах и ресторанах, - на пять или шесть едоков. Я в одиночку умял две трети. Уж не знаю почему, но после долгой стирки всегда страшно хочется есть. Ни слова не говоря, я методично загружал в себя огурцы, сыр и ветчину и запивал горячим кофе.
Старик ел - а точнее, закусывал - в три раза медленнее меня. Особенно он любил огурцы: отделял их от хлеба, посыпaл равномерно солью, отправлял в рот и негромко похрустывал в тишине, напоминая благовоспитанного сверчка.
- Ешь сколько влезет! - сказал он. - Нам-то, старикам, уже так много не требуется. Слегка поел, слегка поработал - вот и вся радость. А молодым нужно есть побольше. Есть побольше, толстеть получше. Да-да! Большинство народу на свете, похоже, не любит толстеть. Но я тебе скажу: они просто не умеют это делать правильно. Толстея неправильно, люди теряют здоровье и красоту. Но если они толстеют как полагается - ничего подобного не происходит! Наоборот: жизнь становится полнее, повышается сексуальная активность, четче работает мозг. Я и сам в молодости был отменным толстяком. Сейчас, конечно, дело другое!.. - И он снова заухал, как сова: уох-хо-хо. - Кстати, как тебе сэндвичи? Неплохо, а?
- Просто пальчики оближешь, - похвалил я. И это было правдой. Насчет сэндвичей я почти так же привередлив, как и насчет диванов. Однако съеденное мною сейчас сильно продвинуло мои взгляды на то, что такое хороший сэндвич. Свежайший, упругий хлеб был нарезан на ломтики острым, как бритва, ножом. Многие, к сожалению, этим пренебрегают - но чтобы приготовить правильный сэндвич, совершенно необходимо выбрать правильный нож. Какими бы замечательными ни были ингредиенты - плохим ножом вкусных сэндвичей не сделаешь никогда. В этих сэндвичах листики салата упруго хрустели на зубах, горчица была высшего класса, а майонез почти наверняка приготовлен вручную. Настолько классных сэндвичей я не ел уже тысячу лет.
- Внучка готовила, - сказал старик. - Специально для тебя. По части сэндвичей она у меня виртуоз.
- Да уж! Не всякий повар так приготовит.
- Ну, слава богу. Девочке будет приятно. Гостей у нас почти не бывает. Ей редко удается услышать отзывы о своей стряпне. Обычно все, что она готовит, мы же с ней вдвоем и съедаем.
- Так вы живете вдвоем? - уточнил я.
- Да, уже очень долго. Сам-то я всегда жил затворником; постепенно эта привычка и ей передалась. Прямо не знаю, что и делать! На белый свет совсем не выходит. Голова светлая, здоровьем бог не обидел, - а с людьми общаться желания нет. В молодом возрасте так нельзя. Свою сексуальность нужно направлять куда полагается. Как ты считаешь? Этой девочке есть чем заинтересовать мужчин?
- Э-э... Да, конечно. Можете не сомневаться, - ответил я.
- Сексуальность - очень правильная энергия. Было бы глупо это оспаривать. Если закупоривать ее в себе, не давая выхода, - ум теряет гибкость, а тело дряхлеет. У женщин, у мужчин - все равно. Но у женщин, кроме того, начинают плясать менструальные циклы, а это уже ведет к психической нестабильности.
- Хм-м... - протянул я.
- Поэтому крайне важно, чтобы эта девочка поскорее сошлась с правильным мужчиной. В этом я убежден и как опекун, и как биолог, - резюмировал старик, посыпая солью очередной огурец.
- А вы... м-м... включили ей звук обратно? - уточнил я. Не очень хотелось слушать истории о чьем-то половом влечении, когда впереди оставалась незаконченная работа.
- Ох! Об этом-то я и не сказал, - спохватился старик. - Да, конечно, со звуком у нее теперь все нормально. И как я мог о ней позабыть? Хорошо, что ты напомнил. А то бы девочка осталась без звука на неделю, если не больше. Я ведь обычно как сюда заберусь, так и не вылезаю на поверхность по нескольку дней. А без звука, согласись, жить весьма неудобно...
- И не говорите, - поддакнул я.
- Я уже говорил, ребенок почти не общается с внешним миром. И, в общем, не испытывает из-за этого больших проблем. Но на телефон как положено не реагирует. Сколько ни звоню отсюда наверх, трубку никто не берет. Прямо беда...
- С отключенным звуком, наверно, и в магазин не сходишь как следует?
- Да нет! С магазинами как раз все в порядке, - сказал старик. - Слава богу, есть супермаркеты, где все покупают с закрытым ртом. Очень удобно. Она часто там время проводит. Так и живет - то в офисе, то в супермаркете.
- Что, даже дома не ночует?
- В офисе ей больше нравится. Там у нас и кухня, и душ - все, что для жизни нужно. Домой приходит раз в неделю, не чаще...
Я вежливо кивнул и принялся за кофе.
- Но ты, как я понял, все же нашел с ней общий язык? - спросил старик. - Каким образом? Телепатия или что-то еще?
- Чтение по губам. Я когда-то посещал бесплатные курсы. Свободного времени много было - дай, думаю, выучу что-нибудь полезное...
- Ах да, конечно! Чтение по губам... - Старик понимающе закивал головой. - Очень полезное искусство. Я тоже занимался. Хочешь, поболтаем немного без звука?
- О нет! - спохватился я. - Не стоит. Давайте уж говорить, как обычно.
Ей-богу, "немого" общения с внучкой мне сегодня было более чем достаточно.
- Конечно, чтение по губам - очень примитивное искусство, - продолжал он. - У него есть свои недостатки. И в темноте ничего не видать, и на губы собеседника постоянно смотреть приходится. Но в переходный период это сильное средство. Ты поступил очень прозорливо, решив заняться чтением по губам.
- В переходный период?
- Именно, - кивнул старик. - Рассказываю только тебе... Очень скоро весь мир станет беззвучным.
- Беззвучным? - машинально повторил я.
- Да. Лишенным всякого звука. Ведь для дальнейшей эволюции человека звук не нужен. Напротив - он ей будет только мешать. И потому придется отключать звук с утра до вечера.
- Хм-м... - протянул я. - То есть, пение птиц, шум моря, музыка - все это исчезнет?
- Безусловно.
- Как-то все это слишком... безрадостно.
- Что поделать? Эволюция - вещь очень жесткая и печальная. Жизнерадостной эволюции не бывает по определению.
Старик встал с дивана, подошел к столу, вынул из ящика крохотные кусачки для ногтей, снова сел на диван и принялся обстригать по порядку ногти сначала на правой, затем на левой руке.
- Исследования пока не закончены, - продолжал он. - Подробностей я тебе сообщить не могу, хотя в целом все именно так. Но я хочу, чтобы ты никому об этом не рассказывал. Если об этом узнают кракеры, случится непоправимое.
- Об этом не беспокойтесь. Никто не хранит чужие секреты лучше, чем наш брат конвертер.
- Ну, тогда слава богу! - Старик с облегчением вздохнул, сгреб открыткой ошметки ногтей со стола и выкинул в урну. Затем взял очередной сэндвич, посолил и с аппетитом впился в него зубами.
- Не подумай, что хвастаюсь, но и правда объедение! - проговорил он, жуя.
- Значит, она прекрасно готовит? - спросил я.
- Да нет, я бы так не сказал... Но сэндвичи - ее коронное блюдо. То есть, все остальное тоже вкусно получается. Но с сэндвичами не сравнить!
- Стало быть, редкий дар, - сказал я.
- Именно! - закивал старик. - Так оно и есть! А ты, похоже, отлично ее понимаешь. Тебе я, пожалуй, мог бы со спокойным сердцем доверить свою девочку.
- Мне?! - удивился я. - Доверить? Только потому, что я похвалил ее сэндвичи?
- Но разве тебе не понравились сэндвичи?
- Сэндвичи мне очень понравились, - ответил я. И ненадолго - так, чтобы это не помешало работе, - вспомнил, как выглядела толстушка. А потом отхлебнул еще кофе.
- Мне кажется, в тебе что-то есть. А может, наоборот, чего-то нет... Хотя, наверно, это одно и то же.
- Иногда мне и самому так кажется, - признался я.
- Мы, ученые, называем это "состоянием в процессе эволюционного отбора". Думаю, рано или поздно ты сам поймешь: эволюция - очень жестокая штука. А как ты думаешь - что самое жестокое в эволюционном отборе?
- Не знаю. Объясните.
- То, что в нем нет места для прихотей. На ход эволюции не могут влиять чьи-то личные "хочу - не хочу". Это все равно, что пытаться влиять на наводнение, ураган или землетрясение. Предугадать его невозможно, сопротивляться ему бесполезно.
- Хм-м, - протянул я в который раз. - Значит, ваша эволюция требует, чтобы звуки исчезли? И чтобы я, к примеру, потерял дар речи?
- Строго говоря, не совсем так. Есть у тебя дар речи или нет - в принципе, не так важно. Поскольку сам дар речи - не более чем ступень эволюции.
- Не понимаю, - сказал я. В таких вещах я вообще человек откровенный. Если мне все понятно, я так и скажу: "понятно". А уж если чего-то не понимаю - говорю, что не понимаю, и баста. Никаких размытых формулировок. Я убежден: большинство конфликтов происходит оттого, что люди размыто формулируют свои мысли, обсуждая абстрактные категории. Ибо те, кто предпочитает размытые формулировки, неосознанно, в глубине души, сами ищут конфликта. Никакого другого объяснения я этому не нахожу.
- Впрочем, ладно! Давай пока на этом закончим, - сказал старик и снова захохотал. Уох-хо-хо. - А то залезем в такие дебри, что ты не сможешь работать как следует. Поболтаем потом как-нибудь.
Возражений с моей стороны не возникло. Пропищал будильник - и я снова засел за "стирку". Старик же достал из ящика стола нечто вроде миниатюрных стальных щипцов для камина, зажал их в правой руке и начал разгуливать вдоль стеллажей, легонько постукивая странным инструментом по черепам и слушая, как они звенят. Так маэстро, любуясь своей коллекцией скрипок Страдивари, выбирает то одну, то другую, вскидывает к плечу и проверяет струну на щипок. Старик просто слушал звуки, - но во всем его облике ощущалась невообразимая для обычного человека горячая любовь к черепам. Однако еще сильнее меня поразила богатейшая гамма звуков, которые эти черепа издавали. От звона бокалов с виски - до клацанья огромных цветочных горшков. Когда-то на каждом из них были мясо и кожа, в каждом - пускай и в разных количествах - находились мозги, каждый ежесекундно наполнялся мыслями о еде, сексе и бог знает чем еще. В итоге все это сгинуло - и остались одни только звуки. Разные звуки. Хрустальных бокалов, цветочных горшков, водопроводных труб и коробок из-под бэнто.
Я представил, как на одной из полок стоит моя собственная голова - без кожи, мяса и мозгов, а старик постукивает по ней стальными щипчиками для камина. Странное ощущение. Что, интересно, он прочитал бы в звуке моего черепа? Мои воспоминания? Или то, чего и в памяти нет? Так или иначе, мне стало не по себе.
Смерти как таковой я особенно не боюсь. Как сказал Шекспир, "кто помрет в этом году, застрахован от смерти на будущий". С этим, хорошенько подумав, согласиться несложно. Но вот с тем, чтобы мой череп после смерти выставляли на полку и колотили по нему щипцами для угля, соглашаться неохота, хоть тресни. Сама мысль о том, что после смерти из меня будут что-то вытаскивать, заставляет меня содрогнуться. Конечно, жизнь моя не сахар. Но я, по крайней мере, распоряжаюсь ею по своему усмотрению. А потому и смерть меня не очень пугает. Не больше, чем Генри Фонду в "Уорлоке". Однако после смерти я хочу, чтобы меня оставили в покое. Египетские фараоны знали, что делали, когда завещали замуровывать себя в пирамиды.
Через несколько часов "стирка" закончилась. Трудно сказать, сколько времени она заняла - но, судя по моей усталости, никак не меньше часов восьми-девяти. В общем, поработал неплохо. Я встал с дивана и размял затекшие мышцы. В Инструкции нейроконвертора указано двадцать шесть групп мышц, которые следует разминать. Если после каждой конвертации разминать их как полагается, мозг избавляется от стресса, что продлевает жизнь самого конвертора. Профессия эта появилась всего несколько лет назад, и пока никто не может сказать, сколько жизни отмеряно в среднем нашему брату конвертору. Кто говорит - десять лет, кто - двадцать. Кто мрачно шутит: "работай, пока не помрешь". Кто предсказывает раннюю инвалидность. Но это все - предположения. Все, что я могу сейчас, - это расслабить двадцать шесть групп мышц как положено. А предположения оставим предполагающим. Я тут уже ни при чем.
Я сидел на диване с закрытыми глазами, расслабив двадцать шесть групп мышц, и неторопливо собирал вместе левую и правую половинки мозгов. Закончилась очередная работа. Все по Инструкции.
На столе перед стариком громоздился череп какой-то большой собаки, а рядом лежала фотография этого черепа. Вооружившись штангенциркулем, он снимал с черепа измерения и карандашом наносил цифры на фото.
- Закончил? - спросил старик.
- Закончил, - ответил я.
- Молодец. Здорово потрудился, - похвалил он.
- Сейчас я пойду домой спать. Завтра или послезавтра сделаю шаффлинг, и на третий день к обеду доставлю вам результаты. Идет?
- Хорошо, хорошо, - закивал старик. - Только ни в коем случае не опаздывай! После обеда будет уже поздно. Повторяю, случится непоправимое.
- Я понял, - сказал я.
- И ради бога, поосторожнее с данными! Если их украдут - будут огромные проблемы и у меня, и у тебя.
- Не волнуйтесь. Мы проходим очень жесткую подготовку. Никогда еще не случалось, чтобы у конвертора средь бела дня выкрали результаты конвертации.
Я задрал левую штанину, вытащил из потайного кармана под коленом папку из ферропластика, вложил туда странички с данными и запер папку на специальный замок.
- Как открывать замок, знаю только я. Если пробует открыть посторонний, документы уничтожаются.
- Неплохо придумано, - оценил старик.
Я спрятал папку обратно под колено и одернул штанину.
- Может, сэндвичи доешь? - предложил он. - Я ведь, когда работаю, почти не ем ничего. Пропадут - жалко будет...
Я чувствовал, что не наелся, - и, как предложено, умял все сэндвичи до последнего. Старик самозабвенно уничтожил все огурцы, оставив только сыр с ветчиной, но я не делал культа из огурцов, и мне было все равно. Старик налил мне еще кофе.
Я снова облачился в дождевик, нацепил "консервы" и с фонариком руке отправился назад по тропинке. На этот раз старик не пошел меня провожать.
- Я уже включил ультразвук. В ближайшее время жаббервоги сюда не сунутся, - заверил он меня. - Твари и сами не любят здесь шастать. А кракеры их натравливают. Поэтому чуть припугнешь - сразу уходят.
Но несмотря на его заверения, теперь, когда я узнал, что на свете существуют жаббервоги и прочая подземная нечисть, брести в одиночку в кромешной мгле было, мягко скажем, не самым веселым занятием моей жизни. Особенно если учесть, что я понятия не имел, как эти твари выглядят, чего от них ожидать и чем защищаться. Держа левую руку с фонариком над головой, а правую с ножом выставив перед собою, я двинулся обратно по тропинке вдоль подземной реки.
И лишь разглядев впереди алюминиевую лесенку, а под ней -толстушку в розовом, я почувствовал, что спасен. Девчонка сигналила мне лучом фонаря. Когда я подошел к ней, она что-то сказала, - но из-за "включенного звука" река ревела так, что слов я не разобрал, а читать по губам в темноте было невозможно.
Так или иначе, для начала нам стоило выбраться на свет божий. Я полез по лесенке первым, девчонка за мной. Лесенка оказалась длиннющей буквально до ужаса. В прошлый раз, спускаясь в кромешную тьму, я этого не знал и не успел испугаться; но теперь, поднимаясь ступенька за ступенькой, я вдруг сообразил, на какой сумасшедшей высоте нахожусь, и от паники у меня взмокли подмышки, а на лбу проступила испарина. То была высота трех- или четырехэтажного дома, не меньше, а ноги так страшно скользили на мокрых ступеньках, что карабкаться приходилось с утроенной осторожностью.
На полпути мне захотелось передохнуть, но снизу подпирала девчонка, и в итоге я долез до конца на одном дыхании. От мысли, что через три дня опять спускаться в эту чертову лабораторию, хотелось выть. Но компенсацию за это уже мне уже назначили, и жаловаться было поздно.
Мы влезли в оконце гардероба, вернулись обратно в офис, и девчонка помогла мне снять дождевик и "консервы". Я стянул сапоги, поставил на стол фонарик.
- Ну, как работа? Все в порядке? - спросила девчонка, и я впервые услышал ее голос - мягкий и отчетливый.
Не сводя с нее глаз, я кивнул:
- Было бы не в порядке - я бы не вернулся. Такая уж это работа.
- Спасибо, что сказал обо мне деду. Очень меня выручил. А то бы я осталась без звука еще на неделю.
- Но разве нельзя было написать записку? И я бы понял быстрее, и разрешили бы все без суеты.
Она молча обвела взглядом пространство вокруг себя и поправила сережки - сначала в левом, потом в правом ухе.
- Такие правила, - сказала она.
- Какие правила? Записок не писать?
- В том числе.
- Хм-м, - промычал я.
- Запрещается все, что может привести к вырождению.
- Понимаю, - сказал я. Осторожности этим ребятам не занимать.
- Сколько тебе лет? - спросила она.
- Тридцать пять, - ответил я. - А тебе?
- Семнадцать... Первый раз встречаюсь с конвертором. Хотя с кракерами я тоже пока не встречалась.
- Что, правда семнадцать? - удивился я.
- Ну да. Я не вру... А что, не похоже?
- Совсем не похоже, - признался я. - Меньше двадцати я бы не дал.
- Это потому, что я не хочу выглядеть на семнадцать, - сказала она.
- В школу не ходишь?
- О школе я не хочу говорить. По крайней мере, сейчас. Еще раз встретимся - расскажу.
- Хм-м, - опять протянул я. Определенно, тут что-то не так.
- Интересно, что вы за люди - конверторы?
- Когда не работаем - обычные, нормальные люди. Такие же, как все.
- Все, может, и обычные... Не все нормальные.
- Можно и так посмотреть, - согласился я. - Но я-то говорю о просто людях. Которые в метро с тобой рядом сядут - а ты и внимания не обратишь. И едят они то же, что и все, и пиво такое же пьют... Кстати, спасибо за сэндвичи. Просто объеденье.
- Что, правда? - обрадовалась она.
- Таких вкусных сэндвичей я не пробовал почти никогда. Хотя за всю жизнь съел очень много разных сэндвичей.
- А кофе?
- Кофе тоже отличный.
- А может, еще кофе на дорогу? Заодно еще поговорили бы...
- Да нет, кофе мне уже хватит, - покачал я головой. - Я там, внизу, столько выпил - больше ни капли не влезет. К тому же, я страшно хочу скорее пойти домой и лечь спать.
- Жалко.
- Мне тоже. Увы...
- Ну, ладно. Все равно мне тебя еще до лифта провожать. Ты же сам отсюда не выберешься?
- Сам? В жизни не выберусь, - признал я.
Она взяла со стола круглый сверток, похожий на коробку для шляпы, и вручила мне. Сверток оказался совсем не тяжелым - куда легче, чем казался на вид. Если там и правда шляпа, то очень большая, подумал я. Со всех сторон сверток был туго обмотан скотчем.
- Что это? - спросил я.
- Подарок тебе от деда. Дома откроешь, ладно?
Я взял коробку обеими руками и легонько встряхнул. Ни звука изнутри, ни малейшей отдачи в пальцы.
- Дед говорил, вещь хрупкая. Так что вези осторожнее, - предупредила девчонка.
- Что-то вроде вазы?
- Не знаю. Откроешь - сам увидишь.
Затем она открыла розовую сумочку, достала оттуда конверт с банковским чеком и протянула мне. Я взглянул на сумму - несколько больше, чем я ожидал, - и затолкал чек в бумажник.
- Где-нибудь расписаться?
- Не нужно, - покачала она головой.
Мы вышли из комнаты и зашагали к лифту, то спускаясь, то поднимаясь по бесчисленным лестницам длиннющего коридора. Легкий цокот ее каблучков, как и в прошлый раз, отдавался в стенах, лаская слух. Мысли о ее комплекции больше не лезли мне в голову. Теперь, шагая с ней рука об руку, я даже забыл, что она толстушка. Видимо, пообщавшись с девчонкой поближе, я привык и перестал замечать ее полноту.
- У тебя есть жена? - спросила она.
- Нет, - ответил я. - Раньше была, теперь нет.
- Что - ушла, когда ты стал конвертором? Говорят же, что у конверторов семей не бывает.
- Вовсе нет! Все у нас бывает. Я знаю многих, у кого и работа спорится, и семьи нормальные. Хотя, конечно, большинство ребят считает, что без семьи легче. Все-таки на такой работе и нервы себе изматываешь, и жизнью рискуешь часто. Не всякий захочет совмещать такое с женой и детьми.
- А у тебя что случилось?
- Я сначала развелся, а потом стал конвертором. Так что работа тут ни при чем.
- Хм-м... - протянула она. - Ты извини, что странные вопросы задаю. Просто я впервые встречаюсь с конвертором. Столько всего спросить охота...
- Да ради бога. Спрашивай, - пожал я плечами.
- Вот, например, я слышала, что у конверторов после работы резко повышается сексуальная потенция. Это правда?
- Ну, как сказать... Может, и правда. Все-таки на работе конвертер использует свои нервы очень странными способами.
- А с кем же ты потом спишь? У тебя есть постоянная любовница?
- Постоянной любовницы нет, - ответил я.
- Но тогда с кем же? Тебя не интересует секс? Или ты гомосексуалист? Или просто отвечать не хочешь?
- Да нет, почему же, - пожал я плечами. Я, конечно, не особый любитель болтать о своей личной жизни, но и скрывать из нее что-либо причин не вижу. Если спрашивают - почему бы не ответить?
- Я всякий раз сплю с разными женщинами, - ответил я.
- А со мной - переспал бы?
- Нет... Наверное, нет.
- Почему?
- У меня такие принципы. Я стараюсь не спать со знакомыми. Если спишь со знакомыми, возникают ненужные связи, а это осложняет жизнь. Я также не сплю с теми, кого встречаю по работе. Когда имеешь дело с чужими секретами, такие вещи приходится разграничивать.
- То есть, не потому, что я толстая уродина?
- Ты не такая и толстая. И уж ни в коем случае не уродина.
- Хм-м... - снова протянула она. - Но где ты их берешь, этих "разных женщин"? На улице знакомишься, что ли?
- Бывает и так.
- Или за деньги покупаешь?
- Тоже случается.
- А если бы я сказала: "Можешь со мной переспать, но за деньги", ты бы переспал?
- Вряд ли, - ответил я. - Слишком большая разница в возрасте. Когда спишь с кем-то намного моложе тебя, тратишь слишком много нервов.
- Я не такая.
- Очень может быть. Но я больше не желаю неприятностей - ни себе, ни другим. И, по возможности, хотел бы пожить тихо и спокойно.
- Дед говорит, что лучше, когда первый мужчина - старше тридцати четырех. И что если сексуальной энергии долго не давать выхода, это плохо влияет на головной мозг.
- Мне он тоже это рассказывал.
- И что, это правда?
- Не знаю. Я не биолог, - сказал я. - К тому же, у каждого человека свой запас сексуальной энергии. Здесь очень трудно как-то обобщать. Люди бывают разные...
- А ты какой? Как большинство?
- Я скорее обычный, - ответил я, немного подумав.
- А я свою сексуальность еще толком не понимаю, - призналась симпатичная толстушка. - Вот и хочется проверить, что там и как...
Совершенно не представляя, что на это сказать, я умолк, и в тишине мы с ней дошагали до цели. Лифт дожидался меня, распахнув пасть и застыв, точно дрессированная собака.
- Ну... До встречи, - сказала она.
Я вошел в лифт, и створки дверей закрылись за мной без единого звука. Я прислонился к стальной стенке и перевел дух.
Глава четвертая
Глава шестая
Карта